Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Наступает пауза. Они сидят молча, точно ощущая это неожиданное и быстрое их сближение. Павлов внимательно и любовно оглядывает Кирова и вдруг неожиданно обращается к нему.
П а в л о в. Да, но ведь вы все еще в сапогах ходите, в военной гимнастерке. А?
К и р о в. Солдатская привычка, Иван Петрович. Воевал много. (И, точно угадывая скрытую мысль Павлова, добавляет.) И вы правы; видно, еще воевать придется.
Секунду Киров молчит, как бы вглядываясь в эти грядущие бои за коммунизм. Молчит и Павлов.
К и р о в. Вы едете в Италию?
П а в л о в. Да, да. В Рим, на конгресс физиологов.
К и р о в (улыбнувшись). А вот следующий конгресс товарищ Сталин предлагает собрать здесь, у нас.
П а в л о в. Что вы говорите?
К и р о в. И предложил Ленинград. И город, говорит, хорош, и основания, мне кажется, у нас, у Советского Союза есть.
Киров встает, поднимается и Павлов.
К и р о в. Я прошу вас, Иван Петрович, от имени советского правительства пригласить делегатов конгресса в Италии в следующий раз собраться у нас.
П а в л о в (радостно). Превосходно, Сергей Миронович, очень хорошо.
Бесконечная вереница машин с делегатами XV конгресса физиологов движется августовским солнечным Ленинградом. Толпы людей выстроились по пути следования делегатов. Аплодируют, бросают цветы. Проезд ученых превращается в триумф науки, в народное торжество.
Иногда в ответ на приветствия Павлов приподнимается в машине и с гордостью оглядывается на гостей.
Море голов. Сияют огни люстр.
Павлов на трибуне конгресса:
— Отцом нашей русской физиологии мы должны считать Сеченова, впервые читавшего лекции не по чужой книге и образовавшего первую у нас физиологическую школу.
Комната переводчиков. Отсюда транслируется на многих языках речь Павлова.
— Мы все — добрые товарищи, даже во многих случаях связаны между собой дружескими чувствами. Мы работаем, очевидно, на рациональное окончательное объединение человечества, но разразись война, и многие из нас встанут во враждебные отношения друг к другу. Я могу понимать величие освободительной войны. Однако нельзя вместе с тем отрицать, что война, по существу, есть звериный способ решения жизненных трудностей, способ недостойный человеческого ума с его неизмеримыми ресурсами.
Гром аплодисментов покрывает слова ученого.
Павлов продолжает:
— И я счастлив, что правительство моей могучей Родины, борясь за мир, впервые в истории провозгласило: ни пяди чужой земли!
Продолжительная овация. Немецкие и японские делегаты неохотно встают.
Перед каждым из делегатов — том сочинений Сеченова и медаль, выбитая в его честь.
Комната журналистов. Торопливый и сухой стрекот машинок. Иностранные корреспонденты выстукивают заголовки своих сообщений:
«Политическая речь Павлова».
«Павлов гордится советской властью».
«Павлов призывает к миру».
«Павлов признан старейшиной физиологов мира».
Кремль. Проходит Павлов с группой иностранных делегатов.
Завтрак у товарища Молотова в честь делегатов конгресса. Поднимается Павлов и обращается к коллегам:
— Вы слышали и видели, какое исключительно благоприятное положение занимает в моем отечестве наука… Мы, руководители научных учреждений, находимся прямо в тревоге и беспокойстве по поводу того, будем ли мы в состоянии оправдать все те средства, которые нам предоставляет правительство.
М о л о т о в (с места). Уверен, что, безусловно, оправдаете.
П а в л о в (продолжает). Как вы знаете, я — экспериментатор с головы до ног. Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство — также экспериментатор, только несравненно более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победоносное завершение этого исторического социального эксперимента.
Овация иностранных делегатов. Как горный обвал гремят…
…аплодисменты над постелью Павлова. И утихают в сумерках раннего зимнего вечера. Серафима Васильевна задергивает шторы на окнах.
П а в л о в. Ну, что там?
С е р а ф и м а В а с и л ь е в н а. Снег, третий день метель.
П а в л о в. Нынче февраль? В феврале снег особенный. Весной уже пахнет. Снежки из него хороши. Принеси-ка.
С е р а ф и м а В а с и л ь е в н а. Что принести?
П а в л о в (заметно оживившись). Ну снега, конечно.
Серафиму Васильевну с глубокой тарелкой снега в руках перехватывают врачи. Один из них Семенов.
1-й в р а ч. Нет, нет, ни под каким видом.
П а в л о в. Давай-ка сюда. (Берет тарелку со снегом из рук жены. Усмехается.) Снег на тарелке! Смешно!
И вот уже двумя руками он мнет и обкатывает липкий февральский снег, делая из него снежок. Довольный, ворчит про себя:
— Я всю жизнь купался, заём делал у природы.
Звонок. Серафима Васильевна выходит.
П а в л о в (к врачам). А наши крещенские купания в проруби? Это ведь тоже неспроста. Встряска клеткам. Полезнейшая штука!
Серафима Васильевна возвращается:
— Там делегация от студенчества.
П а в л о в. Скажи-ка ты им, что академик Павлов занят… Он умирает.
Оцепенелая пауза в комнате. Поглядев в укоризненные глаза жены, Павлов добавляет:
— Ну, ну, я пошутил. Позови их.
С е м е н о в. Иван Петрович, мы категорически возражаем.
П а в л о в. А что это вы, батенька, раскомандовались? Я ведь еще жив пока.
Трое взволнованных юношей стоят в дверях.
П а в л о в. Ну, что же вы? Напросились — так входите.
Студенты подходят.
П а в л о в. Садитесь. (Усмехаясь, оглядывает смущенные лица молодых людей.) Вы что же думаете, что я секрет какой-нибудь с собой унесу, а? И ничего такого особенного нет в моих работах. Логические выводы на основании фактов. И наблюдательность… наблюдательность и наблюдательность. (Сердито, почти кричит.) Приучитесь делать черную работу в науке. И второе — скромность. Как бы высоко ни оценивали вас, имейте мужество сказать себе: «Я — невежда» (После паузы.) А третье — это страсть. (Привстав, чуть наклоняясь к студентам.) Помните, что наука требует от человека всей его жизни…
Он снова откидывается на подушку. Где, в каких закоулках воспоминаний бродит его мысль?
Тает снежок…
Последняя фраза Павлова звучит с великой силой страсти:
— И если бы у вас было две жизни, то и их бы нехватило вам.
Взмахнув кулаком, он бессильно опускает его на постель. Тяжело дышит, закрыв глаза. В это короткое мгновенье он видит себя перед студентами, принесшими ему деньги на постройку башен. Их тоже было трое. И у одного, большеголового, торчал вихор.
П а в л о в. А кто вас, милостивые государи, собственно говоря, уполномочил?
Никто не понимает этой его фразы, может быть, кроме Семенова. Павлов уже открыл глаза. Шепчет:
— Навязчивые идеи появились. Но почему?..
Он оглядывает стоящих перед ним студентов, точно ища причину своих видений, и находит ее:
— А-а, вихрастый!
Павлов удовлетворенно тычет рукой в одного из студентов. Тот смущенно пытается пригладить вихор.
П а в л о в (улыбнувшись). Ничего, ничего. Пусть торчит. Вы что же, медик?
Студент. Да, кончаю.
П а в л о в. Так вот… (Тяжело дышит.) У больного пневмония, а по-русски — воспаление легких. Двустороннее, ползучее. Очаги сливаются. Ну-с, каков критический момент?
Студенты молчат.
П а в л о в (сердито). Ну-с?
С т у д е н т (тихо). Коллапс.
Сейчас это не только абстрактный научный термин, но и приговор Павлову.
П а в л о в (оживившись). Вот, вот, верно. А как вы себе представляете коллапс? И физиологически, физиологически.
С т у д е н т. Вследствие наступающего паретического состояния сосудов становится недостаточным приток крови к сердцу. Пульс слаб, мягок, вял.
П а в л о в. Так, так. (Он щупает пульс на своей левой руке).
С т у д е н т. Исчезают обычно видимые вены.
Незаметно для других Павлов рассматривает свою руку.
С т у д е н т. Недостаток циркулирующей крови сказывается прежде всего на центральной нервной системе.
П а в л о в. Вот, вот. Молодец! (Семенову.) Будет толк.
Он лежит, закрыв глаза. Тишина. Тает снежок. Семенов провожает студентов к двери. Шепчет сестре:
— Дайте кислород!
Павлов вдруг делает какое-то странное движение рукой, точно ловит что-то. Открывает глаза. Удивленно рассматривает свою руку. Шепчет Семенову:
— Непроизвольные движения появились. Кора сдает. Начинается, видно, развал нервной системы. Пошлите-ка за Давиденковым.
